Студенты черемисско/чувашского миссионерского отделения при Казанской Духовной Академии

По материалам научно-богословской конференции "Христианское просвещение и русская культура" 24–25 мая 2001 г.

 

Шишкин Марк Рустамович, студент IV курса КГУ

 

Студенты черемисско/чувашского миссионерского отделения при Казанской Духовной Академии

 

Деятельность черемисско-чувашского миссионерского отделения

при Казанской Духовной Академии является одним из неизученных эпизодов в истории православного миссионерства и духовного образования.

Отделение было открыто в 1854 году вместе с другими миссионерскими отделениями: противораскольническим, противомусульманским, противобуддийским. Его целью было приготовление из числа студентов Академии миссионеров для утверждения в Православии чуваш, мари и удмуртов(1) с целью противодействия язычеству.

Не имея своих специалистов, для преподавания на этом отделении академическое правление пригласило протоиерея Казанского Кафедрального Собора о. Виктора Вишневского (1804-1885). Вишневский — уроженец с. Сугут-Торбиково Ядринского уезда, был с детства знаком с языком и бытом чуваш(2) (позднее он изучил и марийский язык) (3). Он был автором учебника грамматики чувашского языка(4), работ по языческим верованиям народов Поволжья(5), а с 1843 года занимал должность миссионера.

На черемисско-чувашском отделении о. Виктор преподавал чувашский и марийский языки, рассказывал студентам о чувашском и марийском язычестве, давал этнографические сведения (6).

В сентябре 1856 года, просуществовав всего два года, отделение было закрыто. Свое решение академическое начальство мотивировало тем, что «для удовлетворения потребностям края образовано достаточное количество миссионеров» и дальнейшее преподавание противоязыческих наук не нужно (7).

Подлинные причины этого решения нами еще не изучены. Возможно, сказалась недооценка миссионерских наук, какая выказывалась многими представителями начальствующего духовенства; возможно, дело было в нехватке специалистов по предметам отделения — ведь сам Вишневский формально не состоял на духовно-учебной службе, работая по приглашению и «временно» (8). Безусловно, сказался низкий уровень религиоведения, языкознания и этнографии чуваш и поволжских финнов, однако, с доводами академического правления согласиться трудно.

За два года на черемисско-чувашском отделении обучалось семь студентов. Пятеро состояли на старшем, VI курсе (1852-1856), двое — на младшем VII (1854-1858), который, по словам П.В. Знаменского, был самым дисциплинированным за первоначальную историю Казанской Академии (9).

Трое студентов происходили из Казанской епархии и учились в Казанской Духовной Семинарии: Николай Бальбуциновский (VI к.) родился в 1833 году в чувашском селе Шихазаны Цивильского уезда в семье священника (10), до семинарии учился в Чебоксарском духовном училище (11).

Николай Софотеров (VI к.) родился в 1831 году в Тетюшах. Его отец был протоиереем тетюшской Троицкой церкви и занимал должность благочинного (12). До семинарии Николай учился в Свияжском духовном Училище (13).

Яков Фортунатов (VII к.), осиротевший сын пономаря родился в 1834 году в с. Ишаки Козьмодемьянского уезда, где чуваши составляют основное население (14). Как и Бальбуциновский, учился в Чебоксарском училище (15).

Другие трое студентов были уроженцами Вятской епархии и воспитанниками тамошней семинарии: Николай Кувшинский (VI к.), представитель одной из крупных династий вятского духовенства, сын протоиерея Троицкой церкви, родился в Яранске в 1833 году. Учился в Яранском духовном училище (16).

Василий Курбановский (VI к.), из другой известной фамилии вятских клириков, родился в большой семье царевосанчурского протоиерея в 1832 году. Позже его отец был переведен в г. Орлов и занимал там должность благочинного. До семинарии учился в Вятском училище (17).

Александр Верещагин (VII к.), сын диакона, а ко времени студенчества — сирота, родился в1839 году в Уржуме. Учился в Нолинском духовном училище (18).

Единственным представителем Оренбургской Семинарии на отделении был Василий Касимовский (VI к.), 1833 года рождения. Он жил сначала в селе Мосягутове Уфимской губернии, где его отец служил священником, а позже его семья переехала в село Дуванеи той же губернии. До поступления в семинарию Касимовский учился в Уфимском духовном училище (19).

Среди учеников Вишневского не было круглых отличников, таковые оказались на противораскольническом (VI к.) и противомусульманском (VII к.) отделениях. Однако и на противоязыческом отделении были студенты талантливые в физике, математике и европейских языках (20).

Скорее всего, между ними существовали тесные земляческие связи, характерные для студентов Академии. Двое вятчан, Кувшинский и Курбановский, состояли в духовном родстве, Бальбуциновский состоял в духовном родстве с о. Виктором (21).

На выбор этими студентами черемисско-чувашского отделения повлиял ряд причин личного и социального характера. В детские и юношеские годы, на своей малой родине они в разной степени могли соприкасаться с этническими культурами новокрещеных народов Поволжья.

Большие возможности для этого имели Бальбуциновский и Фортунатов, которые родились и выросли в чувашских селах. Как и их учитель, они с детства слышали чувашскую речь, знали быт и обычаи односельчан.

Родное село Фортунатова — Ишаки и церковь, где служил его отец, были местом паломничества чуваш, марийцев и мордвы, которые шли на поклонение находящемуся там образу Св. Николая Чудотворца (22). Данная традиция имела мало общего с православным хождением на богомолье. Путешествие в Ишаки сопровождалось множеством языческих ритуалов и нередко совершалось по совету жрецов. Для чуваш, живущих к юго-западу от Цивильска, маршрут обязательно проходил через Шихазаны — родное село Бальбуциновского (23).

Наблюдение за паломниками могло обогащать кругозор будущих студентов, а Фортунатову давало возможность общения не только с чувашами, но и с представителями марийского и мордовского народов.

С просвещением чуваш и изучением их культуры были связаны многие люди, окружавшие этих студентов. Родственник и тезка Н. Бальбуциновского о. Николай Бальбуциновский преподавал чувашский язык в Чебоксарском духовном училище (24). Крестным отцом Бальбуциновского был о. Яков Каменский, на свои средства открывший в Шихазанах приходскую школу. Вместе с отцом Фортунатова служил о. Василий Громов — составитель чувашско-русского лексикона (25).

В сравнении с уроженцами чувашских сел, другие студенты отделения имели куда меньше возможностей для знакомства с другой этнической средой. Их контакты с инородцами, скорее всего, носили личный или случайный характер.

Вятские студенты могли общаться с марийскими учениками, которые принимались в Вятскую семинарию и училище с миссионерскими целями (26).

Весомым доводом в пользу противоязыческого образования, для части студентов, могло стать обучение чувашскому и марийскому языкам в низших и средних духовно-учебных заведениях. Эти языки преподавались в Чебоксарском училище, чувашский язык изучался в Оренбургской семинарии (27) и еще в конце 1830-х годов был в числе предметов Свияжского училища (28). Однако собранные нами источники еще не позволяют достоверно сказать, изучались ли эти языки казанскими студентами, а в семинарском аттестате Касимовского чувашский язык не значится (29).

Наряду с влиянием социально-этнической среды, важнейшим мотивом студентов отделения могло быть желание получить знания, нужные для практической деятельности в родных епархиях. Развитие противоязыческого миссионерства всегда было насущной потребностью епархий Поволжья и Приуралья, и дополнительная отметка в аттестате могла помочь в продвижении по службе.

Социально-этнические факторы продолжали влиять на студентов и в ходе учебы на отделении.

Лучшими на своих курсах стали Бальбуциновский и Фортунатов (30); многое из того, что рассказывал преподаватель, не было для них неизвестным. Свои познания в языках они могли совершенствовать во время поездок домой на каникулы (31). В рождественские каникулы 1854/55 годов Фортунатов гостил у своего дяди в селе Нурма Царевококшайского уезда, где мог общаться с местными марийцами (32). Прочие студенты не имели таких возможностей для языковой практики. Они оценивались Вишневским ниже. Конечно, на оценки преподавателя могло повлиять покровительственное отношение к своим землякам из чувашских уездов, однако лучшие студенты отделения занимались лучше и по другим предметам (33).

Судя по результатам экзаменов, студенты знали марийский язык и этнографию мари хуже языка и этнографии чувашей (34). Причиной этого, видимо, было то, что контакты воспитанников отделения с марийцами носили, по большей части эпизодический характер; да и сам Вишневский, наверное, знал марийскую проблематику хуже чувашской.

В целом, социально-этническая среда, сформировавшая студентов противоязыческого отделения, оказала на его работу существенное влияние, как при отборе студентов, так и в ходе их учебы. И это влияние было еще заметнее на фоне зачаточного уровня, в котором находились тогда научные знания о народах Поволжья.

После закрытия отделения студенты младших курсов перешли на изучение других миссионерских наук. Фортунатов учился на противомусульманском отделении, Верещагин — на противораскольническом (35).

Учитывая знания и способности Фортунатова преподаватели нового отделения И.И. Ильминский и Г.С. Саблуков предлагали начальству доверить ему работу с чувашами, уклоняющимися от Православия в ислам (36). Однако, начальство с присущей ему недооценкой миссионерского образования оставило эти рекомендации без внимания (37), и никто из студентов отделения не получил назначение по специальности. В дальнейшем по ней работал только Касимовский, преподававший чувашский язык в Уфимской семинарии, а Фортунатов занимался преподаванием арабского и татарского языков в Казанской семинарии(38).

Черемисско-чувашское отделение не оказало сколько-нибудь заметного влияния на христианское просвещение народов Поволжья. Кратковременность его существования и малоизвестность воспитанников стали причинами неизученности его деятельности. Наша работа является первой и далеко не полной попыткой исследовать этот эпизод, и эта работа требует продолжения.

 

Примечания

 

1 Дело об учреждении миссионерских отделений при КазДА. НАРТ Ф.10. Оп. 1. Д. 1324. Л. 97.

2 Разумов Н.B. Протоиерей Казанского Кафедрального Собора В. П. Вишневский. Некролог. // Известия по Казанской епархии, 1886, № 2, С. 30.

3 Клировые ведомости о причтах Казанского Кафедрального Собора и кладбищенской церкви г. Казани. НАРТ Ф. 4. Оп. 86. Д. 106. Л. 3 об.

4 Алексеев А.А. Заметки о первых грамматических трудах по чувашскому языку // Ученые записки ЧНИИ. Вып. 49. Чебоксары, 1970. С. 208.

5 Вишневский В.П., прот. О религиозных поверьях чуваш. Казань, 1846. С. 26; Вишневский В.П., прот. О религии некрещеных черемис Казанской губернии // Казанские Губернские Ведомости, 1856, № 9. С. 63-66; № 10, С. 71-73.

6 Дело об окончательном испытании студентов КазДА в июне 1856 года. НАРТ Ф. 10. Оп. 1. Д. 6031. Л. 37.

7 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1324. Л. 99-99 об.

8 Там же.

9 Знаменский П.В. История КазДА за первый (дореформенный) период ее существования. Казань, 1892. Т. 3. С. 200.

10 Сведения о составе VI курса КазДА НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1114. Л. 94.

11 Дело о ревизии училищам Свияжским, Чебоксарским и Чистопольским. НАРТ Ф. 10. Оп. 1. Д. 3237. Л. 7, 19.

12 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1114. Л. 97.

13 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3237. Л.11, 12.

14 Сведения о составе VII курса КазДА НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1322. Л. 56.

15 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3237. Л. 21.

16 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1114. Л. 43.

17 Там же. Л. 53; Дело об увольнении студентов на вакационное время. НАРТ. Ф.

10. Оп. 1. Д. 1189. Л. 149.

18 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1322. Л. 16.

19 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1114. Л. 111, 113; Именные и перечневые ведомости. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3385.

20 Дело о испытании воспитанников КазДА в декабре 1852 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1119. Л. 14 об.-15; Дело о испытании воспитанников КазДА в июне 1853 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1211. Л. 18 об.-19, 20; Дело о испытании воспитанников КазДА в декабре 1853 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1216. Л. 13 об.-14, 15 об., 16; Дело об окончательном испытании воспитанников КазДА в июне 1854 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 6014. Л. 161; Дело о испытании воспитанников КазДА в декабре 1854 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1336. Л. 6-6 об., 7-7 об.; Дело о испытании воспитанников КазДА в июне 1855 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1433. Л. 14-14 об.; Дело о испытании воспитанников КазДА в декабре 1855 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1439. Л. 17-17 об., 18-19; Дело об окончательном испытании воспитанников КазДА в июне 1856 г. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 6031. Л. 141, 141 об.-146, 149.

21 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1114. Л. 47, 93-94.

22 Таймасов Л.А. Христианизация чувашского народа в первой половине XIX века. Чебоксары, 1992. С. 110.

23 Спиридонов Г., свящ. Суеверное представление чуваш об иконе Св. Николая Чудотворца, находящейся в с. Ишак // Известия по Казанской епархии, 1909, № 40, С. 1149-1151.

24 Послужные списки светских чиновников, служащих в семинариях. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3033. Л. 239.

25 Таймасов Л.А. Указ соч. С. 62, 70, 71.

26 Дело об истребовании новых черемисских мальчиков взамен выбывших из вятских училищ. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3239. Л. 3-4.

27 Дело о том, какие из языков, употребляемых нехристианскими народами Казанского Духовно-Учебного Округа, преподаются и должны быть преподаваемы в семинариях. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 2933. Л. 5; Дело о преподавании в Академии и семинариях татарского, калмыцкого и др. местных языков. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3784. Л. 30 об.31.

28 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3033. Л. 47, 93-94.

29 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1114. Л. 111-111 об.

30 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1336. Л.6-6 об., 20; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1433. Л.14-14 об., 37.; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1439. Л. 18-19, 42; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 6031. Л. 20; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1114. Л. 47, 93-94.

31 Дела об увольнении студентов КазДА. на рождественские каникулы и вакационное время. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1095. Л. 48, 52, 57; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1189. Л. 124, 125, 133, 135, 154; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1204. Л. 28, 30, 35.; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1295. Л. 90, 92, 93, 94, 95, 113; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1313. Л. 35, 39, 44; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1408. Л. 102, 111, 115, 126, 128, 129, 136; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1422. Л. 40, 48, 56; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1503. Л. 61, 67.

32 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1313. Л. 24, 44.

33 См. прим. 20.

34 НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1439. Л. 42, 10 об.12; НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 6031. Л. 20.

35 Дело о составе VIII курса КазДА НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1535. Л. 267, 263. Видимо, по ошибке П. Знаменский отнес к противораскольническому отделению Я. Фортунатова (Указ соч. Т. 2. С. 376), хотя сам пишет о нем ниже как о воспитаннике противомусульманского отделения.

36 Знаменский П.В. Указ соч. Т. 3. С. 412.

37 Там же. С. 349.

38 Там же. С. 390, 394.