Миссионерская деятельность Церкви на территории Марийского края и ее связь с русской колонизацией Поволжья

По материалам научно-богословской конференции "Христианское просвещение и русская культура" 23–25 мая 1999 г.

Ларионов Виталий Сергеевич

студент II курса МДС

Миссионерская деятельность Церкви на территории Марийского края и ее связь с русской колонизацией Поволжья

Поскольку тема, связанная с миссионерской деятельностью Церкви на территории Марийского края, довольно обширна, остановимся только на одном из аспектов этой деятельности — ее связи с влиянием русского населения, принесшего сюда не только Православную веру, но и новые формы государственного и общественного устройства. При этом не хотелось бы заниматься лишь изложением фактов по истории миссионерства в нашем крае. Цель доклада — попытаться осмыслить происходившие в нашей области религиозноэтнические и даже, в какой-то степени, социальные процессы. Потому что, на мой взгляд, христианизация культуры есть процесс уникальный, имевший место не в каком-то отдельном государстве в отдельные периоды истории, а происходит вот уже 2000 лет и связан со многими культурами многих народов. Поэтому намечу лишь общие тенденции, которые характеризуют процесс распространения христианства в Марийском крае, и постараюсь показать их взаимодействие с русским культурным влиянием, обратив внимание на вопрос — как вообще возможна была христианизация культуры малых народов и не затронула ли она их национального и исторического самосознания.

Ответить на эти вопросы важно потому, что, начиная с советской историографии и кончая некоторыми современными исследованиями, в науке сложилось представление о том, что открытие и образование некоторых православных миссий есть дело исключительно правительственной колонизаторской политики, основанной на угнетении местных народностей. Однако это мнение, основанное на идеологических соображениях, вряд ли соответствует реальному положению вещей. На самом деле, историческая действительность, в которой проявлялись различные аспекты взаимоотношения Церкви и государства, Церкви и русского общества, Церкви и инородческого населения России куда более сложна и интересна. По словам о. Василия Зеньковского, «Церковь связывала себя все глубже и яснее с историей. Этот процесс врастания в историческую среду повторялся в истории всякий раз, когда свет христианства озарял новые народы» (1).

Историю миссионерства в Марийском крае условно можно разделить на три основных периода: первый период — это появление христианства среди марийцев, начало русской колонизации (примерно с 1565 года) и связанный с этим процесс религиозной ассимиляции. Второй период — первые попытки правительства и епархиального начальства обратить язычников в христианство и их полная неудача (с начала XVIII века до конца XVIII века). И третий период — это уже осмысленное обращение в христианство местных жителей и их миссионерские труды. Еще раз подчеркну, что границы между периодами условны, так как процессы, характерные для одного периода, имели место в другом. Так, например, религиознокультурная ассимиляция, хотя и относится преимущественно к первому периоду, но происходила и в XVIII и в XIX веке. Рассмотрим подробно эти периоды согласно намеченной периодизации и выделим их основные черты.

Первое упоминание о принятии марийцами христианства сохранила «Казанская история», анонимный памятник начала XVII века. Автор повествует, как при основании города Свияжска в 1550 году язычникам-марийцам было явление преподобного Сергия, после чего часть из них крестилась. Затем следующее упоминание — это 1552 г. (год взятия Казани) и 1555 г. — начало миссионерской деятельности святителя Гурия Казанского. С 1565 года, после введения царем Иваном Грозным опричнины, начинается переселение русских крестьян на восток. Когда марийское население встретилось с русским, начался длительный процесс бытовой ассимиляции. Этот процесс, по словам В.О.Ключевского, продолжался много веков: при этом происходила не только бытовая ассимиляция, которая возникала при совместной организации хозяйственной деятельности русских и марийцев, но и ассимиляция религиозная. Влияние христианства, так ярко сказавшееся в первые годы после присоединения Поволжья к Московскому государству, со временем ослабло. Среди марийцев стало распространяться такое явление, как религиозный индифферентизм — полное безразличие язычников в области веры. Язычники принимали христианство массово, а затем также массово отпадали от него. И, наконец, воспринимали часть христианских принципов, оставаясь также при языческих убеждениях. «На начальном этапе христианство, — пишет Ключевский, — не вырывало с корнем языческих поверий.

Народные христианские верования, не вытесняя языческих, строились над ними, образуя верхний слой религиозных представлений, ложившихся на языческую основу» (2). Язычникам уже было понятно, что их прежнее миропонимание, прежние преставления о духовном мире не объясняют всего того, что они видели в окружающей действительности. А христианство, с другой стороны, им было незнакомо. И, по выражению одного из местных просветителей, С. Нурминского, они видели в нем оружие чуть ли не своей племенной гибели. Такое неопределенное положение сказывалось в их религиозной зависимости от христианства и мусульманства.

Так, по словам одного миссионера, знавшего быт черемисов и чуваш, некрещеные черемисы во время болезни часто прибегали с молитвой к святителю Николаю и святителю Варсонофию, к Казанской Божией Матери и в честь них закалывали жеребят (3).

Поэтому неудивительно, что после внешней поверхностной победы христианства затем длительное время продолжается период усвоения язычниками нового христианского мировоззрения. С одной стороны, марийцы постепенно русифицировались и испытывали огромное влияние со стороны русских колонистов-крестьян, а с другой стороны, язычники, жившие недалеко от таких очагов христианской миссии, как Мироносицкая пустынь или Спасо-Юнгинский монастырь, несомненно испытывали духовно-нравственное их влияние и обращали свое внимание к сути евангельской проповеди. Эту связь хорошо показал профессор московского университета С.В. Ешевский: «Инородец быстро принимал русский язык, образ жизни и нравы, как скоро касалась его проповедь, христианство заставляло его отречься языческого прошлого, а новую жизнь он мог начать, только более или менее приближаясь к форме русской жизни» (4).

В начале XVIII века правительство начинает принимать ряд мер, направленных к христианскому просвещению язычников, обращению язычников в христианство. Однако необходимо сразу же констатировать, что попытки добиться каких-то результатов в миссионерском деле, которые предпринимались в продолжение всего XVIII века церковными властями, имели чисто внешний эффект и мало способствовали внутреннему усвоению христианской веры язычниками. Последние чаще всего привлекались материальными выгодами: освобождались от податей, от работ на государственных заводах, от рекрутской повинности и очень часто за крещение получали одежду и вознаграждение. В данной ситуации для большинства миссионеров более важным было количество новокрещеных, по принципу «чем больше — тем лучше», что с одной стороны удовлетворяло правительство и пускало пыль в глаза церковному начальству, а с другой стороны, было поводом к весьма дерзким поступкам со стороны язычников, многие из которых принимали крещение по нескольку раз(5).

Среди многих дореволюционных историков, изучавших процесс распространения христианства в Поволжье, замечается склонность несколько преувеличивать успехи миссионерской деятельности Православной Церкви среди язычников, допустим, в частности, марийцев в XVIII веке.

Так, например, А. Хрусталев пишет, что новокрещенская контора, действовавшая в период с 1747 по 1764 год, вполне оправдала свое назначение(6). Однако, это вряд ли соответствует действительности, так как иначе деятельность новокрещенской конторы не повлекла бы за собой столь бурной реакции со стороны татар и язычников, что с изданием в 1773 году Екатериной II Указа о веротерпимости они тысячами стали отпадать обратно в мусульманство и язычество. Так что уже в конце XVIII века архиепископ Казанский Амвросий (Подобедов) вынужден был констатировать, что даже крещеные чуваши и черемисы никакого понятия не имеют об истинах веры, к которой приведены они были святым Крещением(7). Современник новокрещенской конторы князь Щербатов замечает: «Все народы, населяющие Казанскую губернию, были прежде погружены во мрак идолопоклонения и хотя увещаниями, а более силою, и склонены были принять христианский закон, но обращение их есть такое — какое может невольное быть, то есть что они внутренне остаются по-прежнему идолополонники» (8). Открытая в 1749 году в Царевококшайске школа грамотности для детеймарийцев, устроенная по образу Свияжской школы для инородцев, также не принесла плодов. И. Износков в своих работах показал, что детей в подобных училищах содержали в тяжелых и очень неудобных для них условиях, заставляли заучивать фразы на незнакомом для них языке, применяли жестокие наказания и тому подобное, что приносило соответствующие негативные результаты. Дети или умирали в училище, или сбегали из него(9).

В процессе колонизации и христианизации Поволжья государство зачастую не только не оказывало Церкви никакой поддержки, но иногда чаще всего только мешало миссионерству и обрусению инородцев. Это связано с тем, что инородцы представляли для правительства и, прежде всего, для местной администрации, источник дохода, а доход этот было удобнее собирать через местных старейшин. Поэтому государство старалось всячески поддерживать среди народов самоуправление, что отразилось, например, в изданном в 1832 году своде законов. Переход язычников в христианство разрушал социальный строй племен, искажал и сводил на нет сложившиеся формы самоуправления. Форма миссионерской деятельности была такова, что миссионеры не часто наезжали в отдельные области, поэтому новокрещеные зачастую вынуждены были оставаться в своей среде совершенно без окормления и руководства. Миссионерские центры в данной ситуации оказывались теми очагами просвещения, вокруг которых первоначально концентрировалось как православное русское население, так и принявшие христианство инородцы. Это были, как уже говорилось, монастыри и приходы.

Расцвет миссионерской деятельности Православной Церкви в Поволжье приходится на вторую половину XIX века, и в первую очередь он связан с деятельностью великого просветителя инородцев Николая Ивановича Ильминского. Он высказал по тому времени совершенно новую и оригинальную, но в то время простую концепцию миссионерской и просветительской работы. Его идеей было просвещать инородцев путем перевода Евангелия и богослужения на народные языки, доступные пониманию местных жителей, также открывать школы для инородцев с преподаванием на их родном языке. Мысль Ильминского заключалась в том, что сами инородцы должны быть главными деятелями просвещения среди своих собратьев, иначе никакая миссия не имеет смысла. Эта простая и понятная идея, однако, не сразу была принята правительством. После многих публикаций в прессе с доказательствами превосходства новой системы образования инородцев и после долгих мытарств по различным ведомствам, Ильминский окончательно посвящает себя делу просвещения. Ради этого он уходит из родной ему Академии, оставляет кафедру в университете и становится директором открытой им в 1872 году Инородческой семинарии, готовившей преподавателей народных школ для инородцев. Несколько раньше, под влиянием Ильминского, викарный епископ Казанский Гурий (Карпов) открыл в Казани Братство святителя Гурия, главной целью которого было создание инородческих школ и перевод богослужебных книг на их родные языки.

Одновременно в Марийском крае начинается религиозное движение, сначала на горной стороне, потом на луговой. Активнее стали вести миссионерскую работу приходские священники, такие как Андрей Альбинский, о. Иоанн Троицкий, о. Василий Преображенский, о. Михаил Рождественский, о. Петр Люминарский, о. Николай Лебедев и другие.

Просветительской деятельностью начинают заниматься и природные марийцы: Михаил Герасимов, Иван Захаров, Андрей Никитин, известный деятель братства святителя Гурия среди чуваш и черемис Николай Золотницкий, чуть позже — Сергей Нурминский. Но, пожалуй, больше всех потрудился Петр Димитриев, один из ближайших помощников священника Михаила Рождественского. С начала 70-х годов XIX века он также стал проповедовать на луговой стороне Козмодемьянского уезда в селах Арда, Коротни, Кумья и других. Сохранились многочисленные дневниковые записи Петра Димитриева, образцы его бесед о Боге и вере с язычниками, его доклады в совете Братства святителя Гурия, свидетельствующие об искреннем воодушевлении местных жителей началом евангельской проповеди в их крае, а также об огромном желании новокрещенных понять те истины, которые открывались им в христианстве. К концу XIX века богослужение почти повсеместно совершалось на марийском языке.

В 1882 году игуменом Варсонофием Мироносицкой пустыни были введены богослужебные чтения для народа. Почти каждый год открывались приюты и школы для детеймарийцев. В 1901 году в Царевококшайске открывается миссионерское общество, в 1916 году в Морках начинает действовать так называемый Кружок для борьбы с черемисским язычеством, членами которого были сами крещеные марийцы. Также в Царевококшайске действовало отделение братства святителя Гурия, издававшее журнал «Сотрудник братства святителя Гурия».

Подводя итоги сказанному, хотелось бы обратить внимание на то, что влияние христианской миссии распространялось не только на духовно-нравственное состояние общества, но и формировало и культурно-историческое самосознание народа, воспитывало его патриотические чувства. Это не было каким-то искусственным следованием государственной политике, как пытаются это показать некоторые ученые, а совершенно естественно сочеталось с идеологией государства. Конечно, не все было благополучно во взаимоотношениях светской власти и Церкви, в частности, в вопросе о монастырях и монастырских землевладениях. В этом смысле полной симфонии между Церковью и государством никогда не было. Но все же можно говорить о некотором единстве Церкви и государства, особенно в отдельные периоды русской истории, когда жизнь Церкви органически вплеталась в политическую жизнь страны. Кроме того, мы должны учитывать, что местное население было гораздо ниже русского по уровню своего социально-экономического развития, поэтому миссионерские центры на территории нашего края существенно влияли на их быт, нравы и образ жизни. Христианизация была неизбежно связана с русификацией, а колонизация — с социально-экономическим и культурным подъемом. По мнению профессора И.К. Смолича, русификация малых народов была естественным процессом, органично вошедшим в русло христианского просвещения. «В русификации Востока, — пишет он, — не следует усматривать националистическую политику насилия; она была естественным результатом соприкосновения примитивных племен с единственно доступной им культурой, которой они, за исключением волжских болгар, не смогли противопоставить собственных исторических ценностей и которая поэтому имела для них притягательную силу» (10). И в самом деле, восприятие христианского откровения народным сознанием всегда в истории воспринималось через определенную форму, в которой, тем не менее, совершенно ясно было обозначено христианское содержание. Это проявлялось различно: или же через эллинскую, латинскую культуры, или же через русскую. При этом местные культурные формы никогда не вытеснялись, как это было в странах, где миссионерской деятельностью занимались католические проповедники. По словам профессора С.В. Ешевского, «после католической христианизации Америки и Океании начинается постепенное, но неминуемое исчезновение этого общества, умирание туземцев, как бы вследствие их столкновения с людьми иного племени, с новой цивилизацией, не свойственной их природе» (11). Совершенно иную картину мы видим на Востоке. Православное христианство, не изменяя культурного типа, вносило в него новое содержание, через которое переосмыслялась и сама культура. Христианство не поглощало и не вытесняло национальное народное самосознание, не уничтожало его культурного и исторического своеобразия, а преображало и воцерковляло его. Таким образом, восприятие Церковью культуры и ее рецепция есть свидетельство универсальности христианского идеала, тогда как в ином случае христианство, по словам о. Георгия Флоровского, становится не более чем частной религией отдельных людей(12).

Универсальность и целостность евангельского миросозерцания, усвоенного Восточной церковной традицией, проявлялись в истории всякий раз, когда христианство принимали новые народы. Поэтому, изучая историю миссионерской деятельности Церкви и пытаясь переосмыслить ее в контексте культуры и истории, мы можем научиться адекватно воспринимать происходящие события и давать им верную церковную оценку.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Зеньковский В., прот. Апологетика // Основы христианской философии. М., 1996. С. 416.

2 Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1995. Кн. I.

3 См. об этом: Ешевский С.В. Сочинения по русской истории. М., 1900. С. 352.

4 Ешевский С.В. Указ. соч. С. 338.

5 См. об этом: Можаровский А.Ф. Изложение хода миссионерского дела по просвещению Казанских инородцев с 1552 по 1867 год. Казань, 1880. С. 107.

6 Хрусталев А. Очерк распространения христианства между иноверцами Казанского края // Миссионерский противомусульманский сборник. Вып. V. Казань, 1874. С. 67.

7 Православный собеседник. 1858 г., Ч. 3. С. 479.

8 Цит. по: Можаровский А.Ф. Указ. соч. С. 106.

9 Износков И. Об образовании инородцев и о миссии в Казанской епархии. М.,

1909. С. 4-10.

10 Смолич И.К. История русской Церкви (1700-1917). М., 1997. Ч. 2. С. 207.

11 Ешевский С.В. Указ. соч. С. 147.

12 Флоровский Г., прот. Христианство и культура. Пер. с англ. Машинопись. Б. м., б. г. Библиотека МДА. С. 17.